Александра Павленко: Минздрав был самым коррумпированным министерством

Министерство здравоохранения при предыдущем руководстве было похоже на ГАИ: взятки брали с самого низа и до руководящих должностей. Кроме того, существовала целая сеть фирм-прокладок, которые выигрывали липовые тендеры и завышали цены на лекарства. Однако теперь система построена таким образом, что старые коррупционные схемы уже не работают, а глава Минздрава пытается не допустить появления новых. Об этом в интервью "Подробностям недели" рассказала первый заместитель Министра здравоохранения Александра Павленко.

– Вас как юриста не шокировали те масштабы коррупции, которые были при власти в Минздраве?

– Шокировали, безусловно. Я с уверенностью могу сказать, что Министерство здравоохранения было практически самым коррумпированным министерством, по крайней мере, в тройку лидеров точно входило.

– Вы можете рассказать, какие схемы там работали и на чем зарабатывали?

– Безусловно, вопрос номер один – это вопрос государственных закупок, потому что система была выстроена таким образом, чтобы в торгах участвовали покупатели, которые заранее знали, что они будут победителями. И буду говорить простым языком: участвовали в распиле государственных средств.

– Закупки лекарств за государственные средства, за бюджетные средства – по завышенным ценам?

– На сегодняшний день, например, стоимость закупок и бюджет, который выделен на 2015 год, составляет практически 4,5 миллиарда гривен. Можете сами себе представить. Безусловно, раньше это было меньше, потому что курс был меньший. Можете себе представить, насколько серьезно была построена коррупция для того, чтобы эти деньги гарантированно попали определенным людям в карман.

– Вы слышите разговоры в обществе о том, что при новой власти работают старые схемы?

– Мы это прекрасно понимаем. На сегодняшний день эту систему мы меняем. Мы для себя приняли такое решение: каждый документ, который легально оформлен из правоохранительных органов, либо из судебной системы заходит на исполнение в Минздрав, исполняется в течение двух, максимум трех дней. Мы проводили и обыски, и содействовали выемке документов. Мы ничего не блокируем. Безусловно, для новой системы, для страны, это очень важно. Безусловно, коррупционная составляющая была практически невозможна.

– Того, что называется корпоративной солидарностью, сейчас нет? При прошлом руководстве, причем не только при Богатыревой, ну и при предыдущих министрах сознательно наверху блокировались какие-то уголовные дела.

– Безусловно, мы понимаем, что покрывала всегда и все в этой стране только верхушка. Смотрите, когда мы говорим о борьбе с коррупцией, важно понимать, что самая главная составляющая в борьбе с коррупцией – это совершенно новые правила. Когда вы меняете правила, коррупция просто исчезает сама собой. Она не может существовать в рамках новых правил.

– Потому что старые правила были выстроены для того, чтобы существовала коррупция?

– Конечно. В Минздраве никто коррупцию не возглавляет. Мы на каждом аппаратном совещании пытаемся достучаться до сотрудников и объяснить им, что система, когда они были зажаты и взяты за горло, когда они должны были что-то кому-то заносить, где-то что-то собирать, исчезла. Мы обратились к сотрудникам, что, пожалуйста, определитесь. Кто готов работать на благо страны – вы можете остаться. Мы готовы выявить любого инициативного человека. Мы не готовы работать только с руководителями структурных подразделений. Мы хотим видеть самого маленького клерка, который растет в этой системе, у которого есть идеи. Очень многие люди на самом деле согласились работать.

– Действительно ли было в Минздраве, как гаишники что ли работали, которые на дороге тормозили водителя, собирали деньги и отдавали выше, еще выше, еще выше. Неужели у вас это тоже было?

– Мы говорим в целом о коррумпированности системы. Мы никогда не сможем посчитать. На самом деле государство никогда не сможет посчитать окончательно, сколько уходило в карман. Мы говорим о том, что факты очень яркие. И если мы будем копаться в цифрах, вероятно, нам придется нанимать аудиторов. Во многих случаях мы и будем такое делать. Но мы говорим о будущем. Мы говорим о будущих деньгах, о том, как это будет строиться, о том, сколько будет места прозрачным процедурам, где нам по-прежнему придется бороться с коррупцией. Я бы комментировала больше события.

– По вашим данным, какой процент лекарств в Украине фальсификат? Справедлив ли этот миф, что в Украине чуть ли не каждое, второе, третье лекарство – это подделка?

– Я скажу так. Безусловно, яркие конфликты, связанные с контрафактной продукцией, в Украине были. Но сказать о том, что это глобально... Наверное, не приходится пока так говорить. Сейчас достаточно сложно сказать о количестве контрафактной продукции в стране, потому что был введен мораторий на проведение проверок. И, в том числе, этот мораторий выпал на часть государственных медицинских проверок, которые осуществляют проверки контроля качества.

– То есть контролирующие органы не могли прийти в аптеку, сделать закупку, посмотреть, чем торгуют?

– Да, к сожалению в последнее время нет. С одной стороны проверки, безусловно, в нашей стране были злом, если говорить о тех проверках, которые осуществлялись.

– Приходили и просили денег?

– Да. Приходили просили денег. Все верно. Но если мы говорим об обоснованных проверках, которые горят, которые нужно совершать. Потому что это, на секундочку, вопрос безопасности страны, и что страна потребляет – это лекарственные средства, это товары значимого потребления. Мы обратились сейчас в Государственную службу по лекарственным средствам для того, чтобы получить данные о том, где объективно необходимо совершить проверки, где и по каким фактам уже очень много поступило жалоб, где действительно нужно выйти проконтролировать качество. Сейчас идет взаимодействие с Гослекслужбой, чтобы получить разрешения на яркие, кричащие факты, на которые необходимо провести проверку.

– Ну а с ценами что делать? Государство вообще способно контролировать цены на лекарства?

– Конечно, мы понимаем, что импортеры, люди, которые ввозят – это бизнес. И, очевидно, он закладывает себе ту маржу, на которой он сможет, в случае, если опять произойдет резкий скачек – бизнес свой сделать все-таки успешным. Но! Это неверно. Важно, чтобы люди понимали, что в Европе и в мире существует много инструментов, которые влияют на цену. Например, такое новое для нашего человека понятие как реимбурсация – это фактически возмещение средств, которые человек потратил на покупку лекарственного средства. Сейчас мы его запускаем как пилотный проект по инсулину, для инсулинозависимых людей, как товар очень важной значимости. И перейдем до конца года на более широкий спектр лекарств.

– Лекарства дорогие для тех, кто может заплатить. И при этом, если люди купили дорогие лекарства и денег у них нет, то им государство вернет или часть стоимости, или всю стоимость?

– Да, в мире, на самом деле, это работает в разных комбинациях. Мы говорим сейчас о том, что есть сама система, которая позволяет возместить человеку его потери, которые он понес вследствие приобретения лекарства.

– Вы и Министр Квиташвили сейчас чувствуете сопротивление, бешеное сопротивление от тех, кто не хочет все ломать?

– Именно бешеное сопротивление мы чувствуем. Так и есть. Буду говорить правду. Безусловно, чувствуем. Но мы понимаем, что нам надо работать со всеми. И с теми, кто конструктив предлагает, энергию, кто приходит спокойно, со своими предложениями, пишет, настаивает… И с теми, кто кричит. Надо уметь работать со всеми. Я думаю, что время покажет, и оно будет в пользу всех.